Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
Мое творчество, если его можно так назвать, оно наверное не имеет цели. Даже эстетической. Это знание, как ржавый гвоздь возле сердца: и больно, и не умереть. Если и есть у меня цель, то, наверное, дать своим стихам смысл. Иначе это глупый мусор, детское баловство. А хочется пойти дальше. Хочется достучаться и убедить. Знать бы в чем?
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
Становится легче дышать с приходом весны. Я задыхаюсь от снега, от одежды, от холода. И я, наверно, как никто, буду радоваться масленице, сжигая зиму, как самодельную куклу в грязных тряпках. Пусть в огне, как в лучах солнца, задохнется это чертово время. А на смену трем месяцам невыносимости, придет сухой воздух, пыль и острый асфальт. Вернется гроза, вернутся дожди. Проливные, затяжные, на недели затягивающиеся дожди. Как нервно пальцами по столу, будут капли бить по железным водостокам раздражая ночь. Мы сможем дышать. Глубоко и ровно, не боясь, что наши легкие оледенеют. Светофоры станут короче, а остановки на них дольше. И наконец-то захочется ночи.
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
Я себя ненавижу. Терпеть не могу людей, но себя больше всех. Было бы несправедливо презирать мир и исключить из него себя. Но у меня все по правилам. Жгучая неоднородная ненависть, доходящая до экстаза или до рвотных позывов, смотря как назвать. И каждое действие - шаг к еще большему презрению. Исторгнуть бы себя из себя.
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
У меня сегодня появился подарок. Зеленый прямоугольный пакетик, обвязанный бечевкой. А внутри целая Вселенная. Наш мир. 3 минуты 8 секунд нас. Царицынский парк, комната с камином, улыбки и "рыба - это вверх эволюции". Это один из самых дорогих подарков от нее. От счастья мне хочется разорваться на тысячи маленьких звезд и созвездий... Это прекрасно. 3 минуты - целая жизнь.
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
Что-то глубинное в иногда вырывается из воспоминаний глубоко детства. Стишок, который казался страшным или старые детские суеверия. Когда я представляю себя, читающей монотонно стих на фоне полосатых обоев, мне отчего хочется завизжать от ужаса. Нет ничего страшнее, чем дети со старых кинолент. Нет ничего страшнее, чем этот стих про девочку Машу.
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
Мы засыпаем под небом одного города Кто-то где-то отмиряет часы Ставит на стенах зарубки Кто-то дышит в спину соседского ворота Из меха убитой лисы Камни впитывают жизнь из черепа Где-то разлитые зеркала Где-то виски стекает по столешнице красного дерева Под кототорой тень залегла Как синяк Пересчитывает деньги бедняк Женщину скручивает от колик Не закусывает алкоголик Где-то глубокая ненависть за дверьми Где-то обрушевшаяся как скала старость Где-то мать над своими детьми Верит: в них еще что-то осталось От нее. Под матрасом младшего лезвие. Нет. Кто-то смеется кому-то в глаза Кто разрезает щеки оскалом Не успевает нажить тормоза Молиться о малом Просит ответ И чтобы никогда не настал день Где-то юбка одетая набекрень Хаос спасенье от голода Преследующего тех, Кто засыпает под небом города.
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
Начала читать Маркиза де Сада. В критической статье перед его произведениями, сказано, что все его творчество основано на проблеме свободы, которая может скрываться в отсутствии общепринятой морали. Я прочитала уже почти две истории. Интересное видение благодетели, которая ступает на путь порока лишь потому, что пытается сохранить чистоту. По моему мнению, новелла "Флорвиль и Курваль, или Неотвратимость судьбы" насквозь пропитано лицемерием и ложью. Большее сочувствие у меня вызывает Сенваль, нежели сама госпожа де Флоравиль. Не назову ее недалекой, как обычно называю подобных ей, но не верю ни единому ее слову.
Вчера мне, наконец, хватило слов попытаться объяснить ей свои чувства. Не понимаю, почему это важно для меня, и тем более не знаю, чего я хотела этим добиться. Но после этого телефонного разговора моя вера словно бы укрепилась. И еще: то, что она сказала мне, превзошло мои ожидания, а главное знания о ней. Это и радует меня и волнует. Я не смогу ее бросить, добровольно, но тогда есть риск того, что жажда страданий отразиться на ней.
Мне вдруг отчего-то захотелось в Лувр. Не знаю почему. Февраль - самый тяжелый месяц.
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
«Я расскажу о поглощении, происходящем по завершении дня (Ману), в начале юги... Солнце и семиязычное пламя полыхает на небе и Вселенная наполняется жаром — мир пламенеет. Подвижные и неподвижные существа, населяющие землю, войдут в состояние землистости, предварительно распавшись. И когда все подвижное и неподвижное распадется, явится земля без травы, без деревьев, как спина черепахи. Когда же вода примет свойство земли — запах, тогда возникнут бурлящие, всюду проникающие воды, они пребывают в движенье, Вселенную эту наполнив. Когда же свойство воды (вкус) свет в себя впитает, тогда, ли-шась своего качества, вода успокаивается в свете. Когда же языки пламени скроют солнце, стоящее посреди неба, тогда небо, преисполнясь этим огнем, запылает. А когда свойство света, образ, впитает ветер, тогда подымется великий ветер, огонь же утихнет... Безликое, лишенное запаха; вкуса, касанья, весь мир наполняя гулом, звучное пребудет пространство».
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
Ничего прекрасней ее обветренных губ, Чуть треснутых на морозе. Зимний день отвратительно скуп На поцелуи, объятья. Время замирает в шестичасовой позе. Я забываю. Умираю Проклятье. Ничего заманчивей моего имени Из ее комнаты, из-за книги, полок... Мои руки не отдернуться. "Обними меня" Как тысячи сотен иголок.
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
Мы забываем себя в постыдном страхе остаться одинокими. Мы отчего-то забываем, как важна вечность души, что чувства переживают все. Десятки лет одиночества - ничто, по сравнению с бессмертием. Ничто не умирает. Цель человеческой души - принять свою неограниченность во времени, уничтожить страх смерти и небытия.
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
У меня электризуются волосы, слипаются глаза и не закрывается сумка. Я постоянно куда-то еду, машинально вычеркивая из блокнота выполненные пункты своего бесконечного плана. Я звоню друзьям в маршрутке, папе по дороге к метро, любимой перед сном. Я утром заваливаюсь к ней на колени и пытаюсь заставить себя работать. Она смеется надо мной. Она понимает меня, и, боже, как дорого это стоит. Статья за статьей. И каждая должна быть готова буквально сейчас. Я словно уже работаю, и, мне кажется, все забыли - я не волшебник, я только учусь. Я не знаю на каких правах держится мое сознание, потому что я бы уже давно сломалась. Я смотрю на себя, как со стороны, и мне хочется встать и громко зааплодировать. Это больше того, что ты когда либо делала. И все же...меньше, чем нужно. Я впадаю в детство. С каждой лекцией на курсах, каждым утренним кофе из надобности, с каждым "передайте, пожалуйста, за проезд" я становлюсь меньше, моложе. В кровати со мной спит плюшевый мишка. Иногда она. Обоим я рассказываю свои бредовые мысли. А еще о том, что я не готова к таким рывкам. А кто-то внутри меня готов. Кто-то внутри меня сильнее во много раз, Этот кто-то не отдернул бы руку, держа ее над пламенем, у этого кого-то спокойствия и хладнокровия, как снега в Сибири. А во мне этот снег тает и я плачу. Потому что слабее. У меня смешная шапка и красный от мороза нос. Мне страшно, что надо мной посмеются. Внутри меня, этот кто-то выстроил стену между реальностью и собой. Каждый вечер я ложусь пораньше, чтобы с утра выругаться покрепче, разлить на ладони чай, хлопнуть случайно дверью. Все словно само. Все наваливается и наваливается. Я целую ее за ушком. Я засыпаю на коленях, сопротивляясь. Она говорит, что это правильно. И закрывая свои глаза, я вижу в ее ненависть к тому внутреннему стержню. Она просит сбавить обороты. Они договорятся. Без меня. Мое дело - сон.
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
Как взлетают сонные птицы с верхушек домов, Взлетит пыль в свете первых рассветных лучей. Так раскроется нужная притча старинных томов С дуновением ветра. И узнаем, кто чей.
Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
Во мне все чаще просыпается желание чистоты. Мне кажется, что вся я погрязла в чем-то мерзком, отвратительном, как старый клей пва. Меня тошнит от этого тошнотворного запаха, и я удаляю все подряд: блоги, страницы, фотографии...И не могу удалить все. Я рву бумаги, разбираю вещи, но постоянно остается что-то еще. Что-то, что не дает мне покоя. Я бьюсь, как птица запертая в клетке под потолком. И забытье приходит лишь тогда, когда на меня набрасывают успокоительный платок. Тьма ослепляет и я молчу, ожидая. Но в ожидании этом скапливаются новые мысли и усиливается желание уничтожить все, что окружает меня. Стереть, вырваться. Я представлю северный лес: черные столбы и стертая граница неба и земли. Совершенство. Чистота. Что-то меняется во мне. Говорят человек и должен искать. Но постоянный бег от самой себя к самой себе утомляет. Что я? Кто я? Зачем мне это все? Столько лет до меня жили люди. И ни один не ответил ни на один поистине важный вопрос. И я не отвечу. Меня это сведет с ума. Боже, почаще бы падал спасительный платок на мою клетку. Я даже во снах ищу свои путь, превозмогая усталость и страх.