Наши ромашки не дают промашки наши качели не взрослеют. (с.) Ес Соя
Многие пишут о том, что после изнасилования люди замыкаются в себе и сводят все контакты к минимуму. Но мало кто пишет о тех, кто теряет себя и ведет себя совершенно противоположным образом. Я обычно пишу лирические посты о любви и амбициях, но есть вещи, о которых я могла бы написать диссертацию и от этого все равно не стало легче, а главное понятнее.
У всех разное детство. И мое прошло так, что хочется напиваться каждый гребанный раз, когда кто-то его вспоминает. У меня нет веселой шумной компании, которая периодически собирается, чтобы вспомнить лихие времена, разбитые коленки и славную дружбу, пережившую годы. У меня есть только страх, что они тоже помнят. И постоянные побои, и все что происходило в старой келье пробабушки, рядом с икоными. Там пахло сыростью и обои свисали клочьями. А еще несло потом и грязью.
Я помню все, кроме того, когда это началось и когда закончилось. Просто однажды я перестала жить в том кошмаре и смогла свободно вздохнуть, не ожидая удара. Детство кончилось.
У меня нет травмы, я не сижу сутками дома, купаясь в жалости к себе, я не избегаю людей. У меня есть девушка, друзья, жизнь - все то, чего не было раньше и чего я достигла сама. Я справляюсь с паническими атаками, а редкие депрессии дело поправимое. Но есть что-то чего я боюсь и что мешает мне жить. Что-то что сталкивает меня назад в возраст 7, 8 лет. И ты падаешь в эту грязь и понимаешь, что от этого не отмыться, этого не исправить.
Я много думала, особенно в связи с тем, что на моем пути все больше сволочей, которые постоянно напоминают мне, кто я на самом деле. И кажется, только сегодня пришла к одной простой мысли о том, что у меня отсутствует механизм защиты от них. Потому что в какой-то момент включается тот ребенок, который все послушно выполнял, ребенок, который знает свое место и свои функции.
Много кто пишет о том, что многие боятся секса. Мало кто пишет о тех, кого воспитали служить и прислуживать.
У меня есть девушка, друзья и жизнь. Но это у той, что продолжает все эти годы стараться жизнь. Страшно признавать, что ты сломанный человек. Еще страшнее знать, что сломанный человек внутри тебя и все время ждет, когда его позовут и все еще ждет удара.
У всех разное детство. И мое прошло так, что хочется напиваться каждый гребанный раз, когда кто-то его вспоминает. У меня нет веселой шумной компании, которая периодически собирается, чтобы вспомнить лихие времена, разбитые коленки и славную дружбу, пережившую годы. У меня есть только страх, что они тоже помнят. И постоянные побои, и все что происходило в старой келье пробабушки, рядом с икоными. Там пахло сыростью и обои свисали клочьями. А еще несло потом и грязью.
Я помню все, кроме того, когда это началось и когда закончилось. Просто однажды я перестала жить в том кошмаре и смогла свободно вздохнуть, не ожидая удара. Детство кончилось.
У меня нет травмы, я не сижу сутками дома, купаясь в жалости к себе, я не избегаю людей. У меня есть девушка, друзья, жизнь - все то, чего не было раньше и чего я достигла сама. Я справляюсь с паническими атаками, а редкие депрессии дело поправимое. Но есть что-то чего я боюсь и что мешает мне жить. Что-то что сталкивает меня назад в возраст 7, 8 лет. И ты падаешь в эту грязь и понимаешь, что от этого не отмыться, этого не исправить.
Я много думала, особенно в связи с тем, что на моем пути все больше сволочей, которые постоянно напоминают мне, кто я на самом деле. И кажется, только сегодня пришла к одной простой мысли о том, что у меня отсутствует механизм защиты от них. Потому что в какой-то момент включается тот ребенок, который все послушно выполнял, ребенок, который знает свое место и свои функции.
Много кто пишет о том, что многие боятся секса. Мало кто пишет о тех, кого воспитали служить и прислуживать.
У меня есть девушка, друзья и жизнь. Но это у той, что продолжает все эти годы стараться жизнь. Страшно признавать, что ты сломанный человек. Еще страшнее знать, что сломанный человек внутри тебя и все время ждет, когда его позовут и все еще ждет удара.